О том, как ему это удалось и почему ему всегда больше всех надо

    Строго говоря, диалогами наши беседы назвать нельзя. Это монологи. Федорова. Как-то так получается, что диалоги я все больше веду с его оппонентами. Вообще-то людей монологичных я не люблю. Может быть, потому, что не всегда умею слушать. Может быть, потому, что для монологов надо иметь, что сказать. Может быть, потому, что монологичность как стиль весьма присуща нашему отечеству и не только в последние семьдесят лет. Россия всегда была страной хорошо говорящей. Сейчас же до одури хочется дела.

    Федорова я люблю.

    Первое свое интервью я взяла у него в марте 1982 года. С тех пор мы не раз встречались – по работе или в компании, за столом, десятки, если не сотни раз говорили по телефону. У Федорова есть привычка вечером, дома, обдумывая какую-нибудь очередную сумасшедшую идею, набрать телефон человека, который его заинтересованно выслушает, – иной раз набирает и мой. К чему я обо всем этом? Да к тому, что беседы эти были интересны, очень темпераментны, изобиловали идеями. Однако от них всегда оставалось ощущение – ну, скажем так – избытка фантазии. Интересно, но не очень реально. Реально, но не у нас. У нас, но в некоем благословенном послезавтра.

    Самое поразительное заключается в том, что Федоров осуществлял и осуществляет практически все, о чем говорит.

    В том первом, семилетней давности интервью говорил о филиалах по всей стране. Их сейчас уже восемь. О передвижном автобусе-операционной. Такой автобус теперь ездит по России. О собственном институтском самолете. Арендовал. О конвейерном принципе операционной. Сделал – сначала силами фирмы «Сименс», потом наладил выпуск в Чебоксарах. (В тех самых Чебоксарах, откуда его когда-то выгнали с треском.) Потом мечтал о переводе клиники на хозрасчет и коллективный подряд, о том, что врачи у него будут получать по пятьсот рублей. Перевел. Врачи получают и больше. Год назад я писала о его идее взять институт в аренду. Взял. Каждый сотрудник от уборщицы до директора внес в счет аренды 520 рублей, а через полгода каждый сотрудник получил из образовавшейся прибыли 1652 рубля. Наконец три месяца назад позвонил вечером: собираемся создать в институте фонд социальной защищенности. Ведь пенсии копеечные, больничные не покрывают расходов на лекарства. Женщины, родив, вообще, судя по пособию – 35 рублей в месяц, – должны святым духом питаться. «Как, ничего идея?» – спросил. «Замечательная», – искренне сказала я, ибо как раз сидела на этих тридцати пяти рублях… Читаю в «Правде»: в свой фонд социальной защиты институт положил 250 тыс. рублей. В результате каждая молодая мама – сотрудница института – сможет прибавлять к государственному пособию 150 рублей ежемесячно в течение полутора лет; каждый сотрудник, вышедший на пенсию, за каждый год работы в коллективе – 10 рублей к пенсии (двадцать лет стажа – 200 рублей прибавки), каждый занемогший член коллектива – 5 рублей к больничному ежедневно… Кажется, чуть ли не единственное, что он пока не осуществил из задуманного, так это не построил взлетно-посадочную площадку на крыше института. Ну ничего, даст бог, сделает… Согласитесь, прямо-таки американский хеппи-энд: решил – сделал, захотел – сделал… Как будто он на Марсе живет. Но ведь нет же, здесь. Сегодня Федоров – это Межотраслевой научно-технический комплекс «Микрохирургия глаза» (МНТК) с бюджетом в 58 млн рублей, из коих 12 млн – валюта, это 5 тыс. сотрудников, это 200 тыс. операций ежегодно. И я спрашиваю себя: как ему это удалось? Здесь. Не на Марсе. Как?