Жил-был доктор, он был добрый…

    По аграрной своей склонности мне вроде в мечтах положено видеть депутатом какой-то вариант Микулы Селяниновича. Но именно преданность селу велит признать, что проблемы земли, урожая, зернового импорта и т. д. решаются сейчас не в РАЙОННЫХ БУДНЯХ, вообще не в сельских сферах, а в атмосфере политики. В революционных горизонтах ВЛАСТИ и СОБСТВЕННОСТИ, какие всегда заново и наново ставит любой крупный общественный сдвиг!

    Из близко знакомых мне людей лишь один, пожалуй, не только говорито собственности нового толка и склада, но и делаетв этом русле многое и по-боевому. Если «Вся власть – Советам!», то и собственность – тем, кто работает! На станки, приборы, здания, на плоды труда – неотъемлемая и передаваемая по наследству трудовая собственность. Лишенный какой бы то ни было собственности легко управляем, это правда. Но и корней лишен, и жизненных задач, надежности, и стабильного, долговременного интереса тоже. Это, увы, слишком часто не пролетарий, а люмпен – со всеми качествами этой категории. Человек, имеющий за собой все государствов целом и ни шиша в реальном владении, хорош как фраза, как пример политической трескотни, но просто опасен подчас как работник, исполнитель, делатель, потому что – не копя ничего – он не копит и мастерства. Не боясь что-либо потерять, он не может потерять и престиж, авторитет, доверие к своим рукам, а без этого нет мастера. Хорошо, если такой бескорыстный шьет только сандалии, их можно просто не купить, а если, не дай бог, он оперирует вам зеницу ока?

    Не собираюсь хитрить: я пишу о враче Федорове. Но прежде чем рассказать о своем кандидате, хотел бы два слова сказать о социальном типе, какой он представляет. Он интеллигент. Интеллигенция, по Цицерону, – «способные понимать». Очень годится и в приложении к русской, к подлинной советской интеллигенции. Способность понимать свой народ на данном историческом этапе, видеть его реальные, без косметики, черты и потенциал. Понимать действительную опасность своего противника. Понимать и политику как искусство возможного, оставляя витание в облаках героям романтических книг. «До интеллигентности ли было нам!» – когда-то публично заявил Анатолий Софронов, оправдывая свое прошлое трудностями бытия. Замечательно тут отношение к категориям нравственности, как к галошам: их можно надеть или снять. С Дмитрия Лихачева, Андрея Сахарова, Татьяны Заславской, Михаила Ульянова, Владимира Дудинцева, Алеся Адамовича, Юрия Афанасьева их существа не снимешь, это русские интеллигенты в советское время, время перестройки. Однако, увы, фонд заработной платы, кредиты Госбанка, квартиры сотрудникам, переговоры с «фирмачами», ревизоры Министерства финансов, бетонные панели и японские компьютеры – вся лихорадка буден многих из них не задевает, чаще они отвечают только за свои труды, роли, книги…

    Доктор Святослав Николаевич Федоров регулярно оперирует больных. Он рассекает роговицу, меняет замутненный хрусталик на пластмассовую линзу – и человек снова видит. Он изобрел особый инструмент для устранения близорукости (без очков) и внедрил специальный конвейер, где каждый врач делает одно, свое – и производительность резко возрастает… Мастерство, открытия, умения доктора Федорова наднациональны, как звонкая валюта, и воплощают собой тот приоритет общечеловеческих ценностей, который свойственен Москве наших дней. Он оперировал шейхов, ветеранов Великой Отечественной и миллионеров Флориды. Его идею – оборудовать лабораторию микрохирургии глаза в авиалайнере и «все свое носить с собой» с континента на континент – реализовали западные менеджеры и медики, прежде чем отечественные управители: русские до сих пор «медленно запрягают»… Сестры института на северной (рабочей) окраине Москвы за глаза зовут его «Светофор Николаевич» – из-за несомненной твердости: красный – стой, зеленый – пошел быстрее. Дочери вчерашних бараков, они еще окликают посетителя: «Мужчина, куда вы тащите шмутки?» Не всякая и выговорит, если взяться ее учить: «Сударь, не позволите ли принять пальто?..» Но любая из сестер знает, что ее получка составит ровно одну четверть зарплаты «Светофора», это генеральный директор давно уже установил: государственная плата за операцию делится внутри института «по паям», и от мастерства всех причастных к ней – хирурга, ассистента, медицинской сестры – прямо зависит заработок и светила, и рядовой сотрудницы. Один не перечеркнет хорошей работы другого: Коопера-ция – это и значит сотрудничество. И делят заработок сами, сами и премируют, и штрафуют – генеральный директор не каратель и не милостивец, он первый среди работающих. Тут и весь его демократизм!

    Серьезный представитель компьютерной (оптической, строительной, медицинской) фирмы знает, что с профессором Федоровым он будет говорить на одном языке. Не просто на английском – на языке выгоды, быстрых решений, веского слова, доверия, которое, увы, подрывается один только раз и дубликатов не имеет. У доктора-офтальмолога тьма приятелей на всем белом свете. С одним стрелял диких свиней на юге США, с другим верхами скакал в окультуренных прериях. Он человек, и все человеческое ему доступно.

    Но не хочу отвлекать на частности. Доктор Федоров – энтузиаст идеи кооперации, соучастия людей во владении государством и управлении таковым. Свой научно-исследовательский центр он – подобно Н. И. Вавилову и его институту растениеводства (ВИРу) – сделал этаким исцеляющим государством внутри государства. От Сибири до Кубани, «от Москвы до самых до окраин» создаются офтальмологические подобия институту в Бескудниках – и нет разницы между уровнем провинции и столицы, как нет разницы между глазом сварщика и оком министра.

    А свой центр в Москве он взял и выкупил! За деньги. У казны. Выпустили акции, по пятьсот с чем-то рублей за одну – и по сотрудникам: кто готов к совладению? Уж тут-то права и директора, и тихой технички-уборщицы абсолютно равны: одна акция – равный дележ прибылей в конце полугодия, равные возможности завещать именную бумагу сыну или внуку, равная – сказать бы здесь – опасность прогадать, да дело надежное.

    В сельском хозяйстве он применил идею кооперации просто: взял в аренду для своего медицинского центра подмосковные запущенные поля-фермы по Дмитровскому шоссе, угодья старинного Протасова, некогда принадлежавшего Александру Суворову, места красоты божественной, но остались там сейчас, по определению одной старухи: «Тюха, Матюха да Колупай с братом».

    На сходе, где решалась новая судьба деревни, профессор Федоров и местные жители говорили на языках более различных, чем язык суахили от кечуа. Святослав Федоров уверенно говорил, что здесь будет удой в 8–9 тыс., овощи без химии, французская сыродельня и заработки тысяча рублей в месяц. Ему же говорили, что вчерашний директор совхоза не оштукатурил избу, не подвез кормов коровам, что телята тонут в грязи, а пенсия 33 рубля в месяц… Однако понимание, что пришла «новая экономическая формация», стояло над Протасовым.

    Придет пора, мы расскажем, что из этого всего получается. Судя по всей жизни Федорова, получится непременно. Он сказал: «Если мы делаем такие человеческие глаза, неужели не сделаем картошки, морковки, сметаны?..»

    Меня бог миловал: за тридцать пять журналистских лет ни разу не агитировал за кандидата в назначенные депутаты. Выборы без выбора – непристойное занятие, а хуже его разве только депутат-«кивало» – без права на идею, на мнение, на закон. Сегодня же делюсь своим заветным желанием увидеть среди депутатов нашего нового законодательного собрания страстного воителя за повсеместный выход из кризиса, «кипятильника» в общественном чане, прямого и смелого человека, гуманиста и трибуна – доктора Федорова.

    

    Юрий Черниченко

    «Московские новости», 1989 г., № 1