Репозиторий OAI—PMH
Репозиторий Российская Офтальмология Онлайн по протоколу OAI-PMH
Конференции
Офтальмологические конференции и симпозиумы
Видео
Видео докладов
Александр Терещенко
Он любил мечтать
Мне крупно повезло в жизни: я входил в экспериментально-хирургическую бригаду Святослава Николаевича. В ней было пять человек – пять его помощников. Мы назывались референтами и претворяли в жизнь задумки, которые предлагал Святослав Николаевич.
Шефу меня рекомендовала Элеонора Валентиновна Егорова в 1987 году: «Святослав Николаевич, этого парня надо посмотреть». «Пусть остается, пусть работает», – сказал он просто, без каких-либо условий. И я начал трудиться в его экспериментально-хирургической бригаде. Мне были интересны все его действия и как руководителя, и как менеджера. Наша работа состояла из нескольких позиций: организаторских, врачебных и хирургических. Я отлично знал расписание рабочего дня шефа, был постоянно «в ритме» его жизни. Мы готовили научные доклады, вели пациентов, которых Святослав Николаевич оперировал. Из клиники практически не выходили, дежурили по очереди. Для меня это стало хорошей школой, я стал по-другому смотреть на многие вещи.
Два с половиной года рядом с шефом перевернули мое отношение и к профессии, и к хирургии, и к выстраиванию взаимоотношений в коллективе, то есть к системе управления. Шеф управлял легко, он был компетентен во всех вопросах: от самых незначительных до глобальных. Решения мог принимать мгновенно, такой был у него склад ума. Святослав Николаевич обладал уникальной харизмой, великолепными качествами, которые ему дала природа: он был очень коммуникабельным, высоко профессиональным хирургом, великолепным менеджером и ученым. Слияние этих качеств в одном лице и дало столь потрясающий результат для всей офтальмологии, и российской, и мировой.
Он любил мечтать. Его мысли, рассуждения, мечты стали сегодня реальностью. Он всегда мечтал абсолютно реально, но не всегда его мечты были понятны. Думаю, самая главная его идея относительно всей офтальмохирургии заключалась в том, что эра лезвий – металлических, алмазных уходит в прошлое, им на смену приходит энергия лазера. А скоро мы придем к тому, что вся хирургия перейдет на уровень атома. Не на уровень молекулы, а именно на уровне атома! Ведь именно на уровне атома можно вести лазерное, энергетическое воздействие. И вот уже на протяжении тридцати лет мы видим, как развиваются технологии эксимерной хирургии, фемтосекундного лазерного воздействия. Это стало реальностью.
В клинике Федорова не было бюрократической системы. К нему на прием могла попасть санитарка и медсестра, приходили и члены правительства, и президенты, и иностранные гости. Ему на всех и все хватало энергии. Я никогда не видел его уставшим. Да, иногда он выглядел расстроенным, но не уставшим.
Он был публичным человеком, любил выступать, общаться с журналистами. Дать интервью для него не составляло труда. Он был в курсе всего происходящего, мог говорить на любые темы: о политике, медицине, об организационных вопросах. И всегда излагал собственные мысли, не пользовался чужими.
В то время в Москве смонтировали первый линейный конвейер фирмы Siemens. Надо было отрабатывать технологию конвейерной хирургии. Когда целая бригада работает как единый механизм и все прекрасно понимают, что работа каждого четко контролируется последующими этапами, все это дает мощную концентрацию профессиональных возможностей и понимание, что ни у кого нет права на ошибку. Если у того или иного хирурга что-то не получается, то ведущий хирург всегда подскажет. Напряжение сумасшедшее, особенно когда работаешь по три-четыре часа на конвейере, и при этом еще идет процесс обучения. В то время был «всплеск» рефракционной хирургии, а именно – радиальной кератотомии. Святослав Николаевич всегда оперировал на третьем, самом важном, этапе, так была разработана технологическая цепочка. Мы ему ассистировали: выставляли глубину реза, подавали ножи. Он всегда смотрел на результаты исследования толщины роговицы – пахиметрию, и всегда сам делал поправки в расчетах, учитывая все тонкости. Хирургия состоит из тысячи мелочей. А Федоров старался донести до каждого из нас, что в офтальмотехнологии мелочей не бывает.
Однажды Святослав Николаевич собрал нас, своих помощников, и выдал технологию расчета при рефракционной хирургии, основанную полностью на собственном, а не компьютерном расчете. У него был свой компьютер в голове. В дальнейшем, на протяжении всей работы по рефракционной хирургии, я никогда не пользовался программой компьютерного расчета, а всегда использовал те данными, которые представил нам Святослав Николаевич. Когда мы только начинали трудиться в нашем филиале, все эти расчеты я передал нашим докторам. И все рефракционные хирурги, которых мы уже здесь, в Калуге, подготовили, рассчитывали свои операции по этой федоровской схеме. Свыше 60 тысяч таких операций было проведено в нашем филиале, и все они прошли успешно.
Самой важной целью Святослав Николаевич считал передачу своих знаний, обучение докторов. Не надо бояться учить, не надо бояться, что тебя кто-то перегонит, кто-то будет оперировать лучше, чем ты. Или что кто-то в науке сделает больше, чем ты. Он говорил: «Ребята, впереди столько работы, и нам нужны соратники, сподвижники, новые ученики. Мы должны много оперировать, и помощь наша должна быть доступна всем». Он говорил об этом на протяжении всей своей жизни. Он абсолютно прав. В хирургии, вообще во врачебной практике недопустимо быть ремесленником, надо учиться отдавать свои знания. И он сам постоянно делал это, сам учил, сам отдавал все свои знания и старался, чтобы его ученики тоже обладали этим великолепным качеством. Сегодня мы видим и новые ФАКО-машины, и новые эксимеры, и новые приборы по диагностике роговой оболочки переднего отрезка, заднего отрезка, и можно только гордиться, что идеологом этих инноваций был Святослав Николаевич.
Его оценка моей работы как референта произошла чуть позже. Мой срок в ординатуре заканчивался, когда было принято решение о строительстве филиала МНТК в Калуге. Федоров зная, что я родом из этого города, вызвал меня и сказал: «Сань, что ты хочешь? – речь шла о том, останусь ли я в Москве, или уеду в Калугу. – Ты технолог, прекрасный хирург. Ты должен поехать в Калугу и наладить там работу. Ты знаешь конвейерную и индивидуальную хирургию, хорошо оперируешь, поезжай. Но директором будет пока другой человек. Он не хирург и не технолог. Ты пока молодой и должен заняться хирургией, обучением ребят… А там посмотрим, как будет складываться жизнь». Я ответил: «Нет вопросов». И, по большому счету, все так и получилось. Я вернулся в Калугу. Тогда мы работали в операционной по восемь-десять часов, не выходя с конвейера. Год мы работали в областной больнице, фактически «на коленках» учили оперировать – был только один стол. Ездили оперировать в город. Но прошли и этот этап…
Лучшей системы обучения хирургов, чем на конвейере, на сегодняшний день не придумано. Индивидуально, конечно, можно учить, но только одного хирурга, от силы двух-трех. Тут, как в школе: есть индивидуальное обучение, а есть общее – когда учат всех вместе. В нашем случае идет обучение целой бригады: сегодня ты на первом этапе, завтра – на втором, послезавтра – на четвертом. И в течение месяца ты полностью овладеваешь технологией. Требовалось обучить большое количество врачей, чтобы поднять целый пласт офтальмологии в России, потому что врачебная помощь в данной области на тот момент была практически недоступной. И сегодня все наши филиалы и головная организация – это настоящие фабрики офтальмохирургии. Мы можем сделать любой заказ в плановом порядке, филиалы будут делать 12 тысяч операций. 30-35 тысяч операций на сегодняшний день – это абсолютно реально. Государство обязано поддерживать такие фабрики хирургии. Филиалы должны быть полностью загружены федеральным, муниципальным заказом. И не только в Калуге, но и по всей России. Наши 11 филиалов по России вполне могут реализовать потребности населения в офтальмохирургии, конечно, при правильной организации этого вопроса. И ведь шеф это сделал! И только сейчас, по истечении 25 лет, мы понимаем это все четче. Он интуитивно подошел к необходимости такого решения, а тогда никто еще не понимал этого. Идея конвейерной хирургии – очень важный технологический шаг. К нему, может быть, еще вернутся.
Святослав Николаевич и в быту был необыкновенным человеком. Да он во всем был уникальным! Шеф всегда был очень хлебосольным: не случалось такого, чтобы он своего гостя чаем не напоил. У него на всех хватало времени. Его всегда окружали и гости, и родные. Не помню, чтобы он был где-то один, даже не могу себе этого представить. Как-то однажды мы приехали семьей в Славино. Нас разместили в гостевом домике. Пришел Святослав Николаевич, спросил: «Сань, как? Нормально? Ну, поехали, сейчас буду показывать все свои владения». И мы проехали по Протасову, Славину, посмотрели шампиньонницу, которую построили из большой армированной арки метро. На его молочной ферме нас угощали продукцией, которую там же и производили: молоком, сметаной, ряженкой, творогом и каким-то йогуртом.
Когда мы были в ординатуре, наши глупые российские законы не позволяли аспирантам, ординаторам «совмещать». А оклад был 110 рублей, ребенок маленький. Было тяжело. Мы с женой готовы были трудиться где угодно. Я даже был готов работать на конюшне в Тимирязевской академии… Но меня никуда не брали. Даже разносить телеграммы на почте, потому что знали – я ординатор. На вопрос Федорова: «Как дела?» – я ответил, что не могу устроиться на работу по совместительству. «А мы что, не платим тебе за работу?» При мне позвонил в бухгалтерию: «Терещенко оперирует, почему мы ему не доплачиваем за работу?» И вот вместо 110 рублей я стал получать 500. Жизнь наладилась, а я еще и года не проработал! Оценил, да, оценил!
А потом была еще оценка. Когда шеф организовал работу теплохода «Петр Первый», главным было донести российскую технологию за рубеж. Прецедента такого в России не было, и на сегодняшний день нет. На создание плавучей клиники Федоров затратил колоссальное количество энергии. Все надо было согласовать с правительством, с Совкомфлотом. Корабль полностью переделали на верфи в Германии, сделали его морским лайнером – перевели в совершенно другой класс. Теплоход был очень красивый. Он ходил некоторое время по Черному морю, между Ялтой и Сочи. Примерно полгода мы обкатывали технологию. Готовился первый зарубежный поход. Святослав Николаевич собрал тогда нас и говорит: «Сань, ты поедешь туда главным врачом. Ты организовал в Калуге хирургию, научил докторов, у вас там все хорошо получается… Поезжай». Доктора на борту были в основном из Москвы. Медицинским директором стал Юра Нерсесов, а я поехал главным хирургом. Выпал на меня этот жребий. А это тоже – оценка, большое доверие.
Было очень сложно, но неимоверно интересно. И сегодня готов
вспоминать, как 19 дней мы шли из Одессы до Дубая. Но самое главное – это то, как воспринимали шефа во всех странах, где мы останавливались. Шеф был национальным героем не только России. Он был национальным героем Турции, Сирии, Кипра. Помню, мы пришли в Стамбул, я вышел на палубу, а там народу – места пустого нет. Это была наша первая консультация. Мы были не готовы к такому наплыву народа. На прием к шефу шли все: наверное, вся Турция поднялась. Ведь все было бесплатно. Чувствую, не сможем мы проконсультировать всех. Но справились! Работали до 10 часов вечера и всех, кто пришел на борт, приняли. Это колоссальная была работа! А нас-то было всего шесть врачей, на диагностике четыре медсестры, две операционные медицинские сестры, шеф оперировал… И все получилось великолепно. Но уже дальше, когда корабль останавливался в каком-либо городе, старались все проводить более организовано.
Когда мы прибыли в Дубай, на борт теплохода поднялся брат короля, принц эмиратский. Для нас стало уроком, как повел себя в этой ситуации Святослав Николаевич: шеф позиционировал себя очень правильно – он ведь и сам был королем в своей области! Правильно позиционировать себя – всегда непросто, а шеф это делал легко, красиво и с большим достоинством. Несмотря на то, что Святослав Николаевич к тому моменту уже прооперировал много пациентов, он взялся и за саудовского принца: сделал ему радиальную кератотомию. Во время операции шеф мог делать пасы руками, так он направлял свою энергию. Он никогда не оперировал молча, всегда о чем-то рассказывал: о хирургии, о том или ином случае из практики. И всегда у него были такие выражения восторга: «Это великолепно, это прекрасно! Это сказка!»
Работала с нами Нина Иллиодоровна Плыгунова, она отвечала за рефракционную хирургию. И вот приходит она ко мне и говорит: «Саш, шеф пропустил одну насечку, что будем делать?» Я отвечаю: «Проверь зрение, что там получилось?» Возвращается она через пять минут: «Слушай, а у принца зрение единица!» «Ну слава богу!» Это же шеф! Все, что делал – делал красиво! И насечку он специально не сделал, а нам не сказал… Получилось – зрение единица, без проблем! Он был настоящим кудесником в хирургии.
Шеф часто приезжал в филиал, общался с коллективом. Приезжал он сюда не раз и на свои предвыборные встречи. Помню, как принимали мы шефа у нас дома, когда он приехал с Ирэн Ефимовной. Жили мы тогда в двухкомнатной квартире, и в эту двушку пришли, наверное, человек двадцать. Валя, супруга, конечно, бедная, тогда намучилась, ведь как раз еще и горячую воду отключили… Но с шефом всегда было легко. Чем не начнешь его кормить, он всегда ел с удовольствием. Никогда не капризничал. Он все делал с удовольствием: и ел, и разговаривал, и общался, и оперировал всегда красиво. Ничего не делал просто так, нехотя.
Святослав Николаевич всегда мог рассказать что-то новенькое, интересное о том, что где-то увидел. А побывал он много где: и в Америке, и в Европе. И везде старался почерпнуть что-то новое, что могло бы пригодиться нам. Тогда только начали появляться радиотелефоны, но сотовых еще не было. И Федоров уже тогда четко представлял, что за компьютерными и информационными технологиями большое будущее, что без них развиваться в принципе будет невозможно.
Однажды, когда он приехал к нам в Калугу, я предложил ему попариться в бане. Он согласился с оговоркой: «Сань, давай только вдвоем пойдем». Может, стеснялся своей ноги. Я спрашиваю: «Как вас парить? По полной, чтоб кожа трещала?» Он отвечает: «Саш, давай!» Я-то сам парилку люблю, и тогда шефа попарил, а у нас бассейн еще тогда был, он и прыгнул в него. Обрадовался: «Как заново родился!» Потом поднялись на второй этаж, где был чай организован, пироги, пришли ребята, и мы болтали практически до утра легко, непринужденно, свободно. Золотые были времена!
Мне в жизни повезло, очень крупно повезло. Во-первых, повезло, что я работал у шефа в так называемое золотое время. Золотое время для МНТК – это время с 1986 (1987) до 1992 (1993) года, до известного кризиса. Пять-шесть лет всего золотых… Это мнение не только мое, но и всех МНТКовцев – всех наших старожил: организовался МНТК, было принято постановление Совета Министров, шефа наградили, ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Единственного из врачей наградили медалью Академии медицинских наук. Это было официальным признанием его заслуг в академической среде. Он долго стремился стать членом-корреспондентом, академиком. Его не пропускали… И когда, наконец, его признали и наградили золотой медалью имени Ломоносова – это было для него счастье. Он организовал банкет в Совинцентре, пригласил всю бригаду, замов, ведущих сотрудников, МНТКовцов. Вечер удался: приехала Алла Пугачева, пели цыгане. Шефу налили большой бокал шампанского, он бросил туда свою золотую медаль, ломоносовскую, и передал по кругу, и каждый из этого бокала пригубил глоток…
Золотое время было и для всей системы МНТК, потому что нам дали возможность притворить в жизнь идею нашего шефа. А идея заключалась в том, чтобы дать возможность работать технологично, дать свободу коллективу, хирургу.
Наша последняя встреча с Федоровым произошла в Тамбове. Как мы уговаривали его остаться! Помню, тогда Элеонора Валентиновна Егорова тоже говорила Святославу Николаевичу: «Ну останься». Он ответил: «Ребята, у Иришки – день рожденья, я должен сегодня улететь». Он и в Тамбов прилетел еле-еле, уже тогда в вертолете аккумулятор сел. Они не долетели до филиала, а сели где-то в пригороде Тамбова. Что-то там починили, что-то сделали… А шефу был уже билет куплен на поезд: он должен был ночью на нем уехать, уехал бы – и утром был бы в Москве…
Думаю, что на сегодняшний день здравоохранение много потеряло. Я не вижу руководителей такого масштаба, как Федоров. В офтальмологии есть великие ученые, но не получается, видимо, у них с системой организации. Да и нет такой яркой личности. Конечно, министерство было бы для него уже не той высотой. Он был на несколько порядков выше по своим возможностям. Думаю, Президент России – вот эта его должность!
Александр Терещенко, заслуженный врач РФ, директор Калужского филиала МНТК «Микрохирургия глаза» им. С.Н. Федорова
Шефу меня рекомендовала Элеонора Валентиновна Егорова в 1987 году: «Святослав Николаевич, этого парня надо посмотреть». «Пусть остается, пусть работает», – сказал он просто, без каких-либо условий. И я начал трудиться в его экспериментально-хирургической бригаде. Мне были интересны все его действия и как руководителя, и как менеджера. Наша работа состояла из нескольких позиций: организаторских, врачебных и хирургических. Я отлично знал расписание рабочего дня шефа, был постоянно «в ритме» его жизни. Мы готовили научные доклады, вели пациентов, которых Святослав Николаевич оперировал. Из клиники практически не выходили, дежурили по очереди. Для меня это стало хорошей школой, я стал по-другому смотреть на многие вещи.
Два с половиной года рядом с шефом перевернули мое отношение и к профессии, и к хирургии, и к выстраиванию взаимоотношений в коллективе, то есть к системе управления. Шеф управлял легко, он был компетентен во всех вопросах: от самых незначительных до глобальных. Решения мог принимать мгновенно, такой был у него склад ума. Святослав Николаевич обладал уникальной харизмой, великолепными качествами, которые ему дала природа: он был очень коммуникабельным, высоко профессиональным хирургом, великолепным менеджером и ученым. Слияние этих качеств в одном лице и дало столь потрясающий результат для всей офтальмологии, и российской, и мировой.
Он любил мечтать. Его мысли, рассуждения, мечты стали сегодня реальностью. Он всегда мечтал абсолютно реально, но не всегда его мечты были понятны. Думаю, самая главная его идея относительно всей офтальмохирургии заключалась в том, что эра лезвий – металлических, алмазных уходит в прошлое, им на смену приходит энергия лазера. А скоро мы придем к тому, что вся хирургия перейдет на уровень атома. Не на уровень молекулы, а именно на уровне атома! Ведь именно на уровне атома можно вести лазерное, энергетическое воздействие. И вот уже на протяжении тридцати лет мы видим, как развиваются технологии эксимерной хирургии, фемтосекундного лазерного воздействия. Это стало реальностью.
В клинике Федорова не было бюрократической системы. К нему на прием могла попасть санитарка и медсестра, приходили и члены правительства, и президенты, и иностранные гости. Ему на всех и все хватало энергии. Я никогда не видел его уставшим. Да, иногда он выглядел расстроенным, но не уставшим.
Он был публичным человеком, любил выступать, общаться с журналистами. Дать интервью для него не составляло труда. Он был в курсе всего происходящего, мог говорить на любые темы: о политике, медицине, об организационных вопросах. И всегда излагал собственные мысли, не пользовался чужими.
В то время в Москве смонтировали первый линейный конвейер фирмы Siemens. Надо было отрабатывать технологию конвейерной хирургии. Когда целая бригада работает как единый механизм и все прекрасно понимают, что работа каждого четко контролируется последующими этапами, все это дает мощную концентрацию профессиональных возможностей и понимание, что ни у кого нет права на ошибку. Если у того или иного хирурга что-то не получается, то ведущий хирург всегда подскажет. Напряжение сумасшедшее, особенно когда работаешь по три-четыре часа на конвейере, и при этом еще идет процесс обучения. В то время был «всплеск» рефракционной хирургии, а именно – радиальной кератотомии. Святослав Николаевич всегда оперировал на третьем, самом важном, этапе, так была разработана технологическая цепочка. Мы ему ассистировали: выставляли глубину реза, подавали ножи. Он всегда смотрел на результаты исследования толщины роговицы – пахиметрию, и всегда сам делал поправки в расчетах, учитывая все тонкости. Хирургия состоит из тысячи мелочей. А Федоров старался донести до каждого из нас, что в офтальмотехнологии мелочей не бывает.
Однажды Святослав Николаевич собрал нас, своих помощников, и выдал технологию расчета при рефракционной хирургии, основанную полностью на собственном, а не компьютерном расчете. У него был свой компьютер в голове. В дальнейшем, на протяжении всей работы по рефракционной хирургии, я никогда не пользовался программой компьютерного расчета, а всегда использовал те данными, которые представил нам Святослав Николаевич. Когда мы только начинали трудиться в нашем филиале, все эти расчеты я передал нашим докторам. И все рефракционные хирурги, которых мы уже здесь, в Калуге, подготовили, рассчитывали свои операции по этой федоровской схеме. Свыше 60 тысяч таких операций было проведено в нашем филиале, и все они прошли успешно.
Самой важной целью Святослав Николаевич считал передачу своих знаний, обучение докторов. Не надо бояться учить, не надо бояться, что тебя кто-то перегонит, кто-то будет оперировать лучше, чем ты. Или что кто-то в науке сделает больше, чем ты. Он говорил: «Ребята, впереди столько работы, и нам нужны соратники, сподвижники, новые ученики. Мы должны много оперировать, и помощь наша должна быть доступна всем». Он говорил об этом на протяжении всей своей жизни. Он абсолютно прав. В хирургии, вообще во врачебной практике недопустимо быть ремесленником, надо учиться отдавать свои знания. И он сам постоянно делал это, сам учил, сам отдавал все свои знания и старался, чтобы его ученики тоже обладали этим великолепным качеством. Сегодня мы видим и новые ФАКО-машины, и новые эксимеры, и новые приборы по диагностике роговой оболочки переднего отрезка, заднего отрезка, и можно только гордиться, что идеологом этих инноваций был Святослав Николаевич.
Его оценка моей работы как референта произошла чуть позже. Мой срок в ординатуре заканчивался, когда было принято решение о строительстве филиала МНТК в Калуге. Федоров зная, что я родом из этого города, вызвал меня и сказал: «Сань, что ты хочешь? – речь шла о том, останусь ли я в Москве, или уеду в Калугу. – Ты технолог, прекрасный хирург. Ты должен поехать в Калугу и наладить там работу. Ты знаешь конвейерную и индивидуальную хирургию, хорошо оперируешь, поезжай. Но директором будет пока другой человек. Он не хирург и не технолог. Ты пока молодой и должен заняться хирургией, обучением ребят… А там посмотрим, как будет складываться жизнь». Я ответил: «Нет вопросов». И, по большому счету, все так и получилось. Я вернулся в Калугу. Тогда мы работали в операционной по восемь-десять часов, не выходя с конвейера. Год мы работали в областной больнице, фактически «на коленках» учили оперировать – был только один стол. Ездили оперировать в город. Но прошли и этот этап…
Лучшей системы обучения хирургов, чем на конвейере, на сегодняшний день не придумано. Индивидуально, конечно, можно учить, но только одного хирурга, от силы двух-трех. Тут, как в школе: есть индивидуальное обучение, а есть общее – когда учат всех вместе. В нашем случае идет обучение целой бригады: сегодня ты на первом этапе, завтра – на втором, послезавтра – на четвертом. И в течение месяца ты полностью овладеваешь технологией. Требовалось обучить большое количество врачей, чтобы поднять целый пласт офтальмологии в России, потому что врачебная помощь в данной области на тот момент была практически недоступной. И сегодня все наши филиалы и головная организация – это настоящие фабрики офтальмохирургии. Мы можем сделать любой заказ в плановом порядке, филиалы будут делать 12 тысяч операций. 30-35 тысяч операций на сегодняшний день – это абсолютно реально. Государство обязано поддерживать такие фабрики хирургии. Филиалы должны быть полностью загружены федеральным, муниципальным заказом. И не только в Калуге, но и по всей России. Наши 11 филиалов по России вполне могут реализовать потребности населения в офтальмохирургии, конечно, при правильной организации этого вопроса. И ведь шеф это сделал! И только сейчас, по истечении 25 лет, мы понимаем это все четче. Он интуитивно подошел к необходимости такого решения, а тогда никто еще не понимал этого. Идея конвейерной хирургии – очень важный технологический шаг. К нему, может быть, еще вернутся.
Святослав Николаевич и в быту был необыкновенным человеком. Да он во всем был уникальным! Шеф всегда был очень хлебосольным: не случалось такого, чтобы он своего гостя чаем не напоил. У него на всех хватало времени. Его всегда окружали и гости, и родные. Не помню, чтобы он был где-то один, даже не могу себе этого представить. Как-то однажды мы приехали семьей в Славино. Нас разместили в гостевом домике. Пришел Святослав Николаевич, спросил: «Сань, как? Нормально? Ну, поехали, сейчас буду показывать все свои владения». И мы проехали по Протасову, Славину, посмотрели шампиньонницу, которую построили из большой армированной арки метро. На его молочной ферме нас угощали продукцией, которую там же и производили: молоком, сметаной, ряженкой, творогом и каким-то йогуртом.
Когда мы были в ординатуре, наши глупые российские законы не позволяли аспирантам, ординаторам «совмещать». А оклад был 110 рублей, ребенок маленький. Было тяжело. Мы с женой готовы были трудиться где угодно. Я даже был готов работать на конюшне в Тимирязевской академии… Но меня никуда не брали. Даже разносить телеграммы на почте, потому что знали – я ординатор. На вопрос Федорова: «Как дела?» – я ответил, что не могу устроиться на работу по совместительству. «А мы что, не платим тебе за работу?» При мне позвонил в бухгалтерию: «Терещенко оперирует, почему мы ему не доплачиваем за работу?» И вот вместо 110 рублей я стал получать 500. Жизнь наладилась, а я еще и года не проработал! Оценил, да, оценил!
А потом была еще оценка. Когда шеф организовал работу теплохода «Петр Первый», главным было донести российскую технологию за рубеж. Прецедента такого в России не было, и на сегодняшний день нет. На создание плавучей клиники Федоров затратил колоссальное количество энергии. Все надо было согласовать с правительством, с Совкомфлотом. Корабль полностью переделали на верфи в Германии, сделали его морским лайнером – перевели в совершенно другой класс. Теплоход был очень красивый. Он ходил некоторое время по Черному морю, между Ялтой и Сочи. Примерно полгода мы обкатывали технологию. Готовился первый зарубежный поход. Святослав Николаевич собрал тогда нас и говорит: «Сань, ты поедешь туда главным врачом. Ты организовал в Калуге хирургию, научил докторов, у вас там все хорошо получается… Поезжай». Доктора на борту были в основном из Москвы. Медицинским директором стал Юра Нерсесов, а я поехал главным хирургом. Выпал на меня этот жребий. А это тоже – оценка, большое доверие.
Было очень сложно, но неимоверно интересно. И сегодня готов
вспоминать, как 19 дней мы шли из Одессы до Дубая. Но самое главное – это то, как воспринимали шефа во всех странах, где мы останавливались. Шеф был национальным героем не только России. Он был национальным героем Турции, Сирии, Кипра. Помню, мы пришли в Стамбул, я вышел на палубу, а там народу – места пустого нет. Это была наша первая консультация. Мы были не готовы к такому наплыву народа. На прием к шефу шли все: наверное, вся Турция поднялась. Ведь все было бесплатно. Чувствую, не сможем мы проконсультировать всех. Но справились! Работали до 10 часов вечера и всех, кто пришел на борт, приняли. Это колоссальная была работа! А нас-то было всего шесть врачей, на диагностике четыре медсестры, две операционные медицинские сестры, шеф оперировал… И все получилось великолепно. Но уже дальше, когда корабль останавливался в каком-либо городе, старались все проводить более организовано.
Когда мы прибыли в Дубай, на борт теплохода поднялся брат короля, принц эмиратский. Для нас стало уроком, как повел себя в этой ситуации Святослав Николаевич: шеф позиционировал себя очень правильно – он ведь и сам был королем в своей области! Правильно позиционировать себя – всегда непросто, а шеф это делал легко, красиво и с большим достоинством. Несмотря на то, что Святослав Николаевич к тому моменту уже прооперировал много пациентов, он взялся и за саудовского принца: сделал ему радиальную кератотомию. Во время операции шеф мог делать пасы руками, так он направлял свою энергию. Он никогда не оперировал молча, всегда о чем-то рассказывал: о хирургии, о том или ином случае из практики. И всегда у него были такие выражения восторга: «Это великолепно, это прекрасно! Это сказка!»
Работала с нами Нина Иллиодоровна Плыгунова, она отвечала за рефракционную хирургию. И вот приходит она ко мне и говорит: «Саш, шеф пропустил одну насечку, что будем делать?» Я отвечаю: «Проверь зрение, что там получилось?» Возвращается она через пять минут: «Слушай, а у принца зрение единица!» «Ну слава богу!» Это же шеф! Все, что делал – делал красиво! И насечку он специально не сделал, а нам не сказал… Получилось – зрение единица, без проблем! Он был настоящим кудесником в хирургии.
Шеф часто приезжал в филиал, общался с коллективом. Приезжал он сюда не раз и на свои предвыборные встречи. Помню, как принимали мы шефа у нас дома, когда он приехал с Ирэн Ефимовной. Жили мы тогда в двухкомнатной квартире, и в эту двушку пришли, наверное, человек двадцать. Валя, супруга, конечно, бедная, тогда намучилась, ведь как раз еще и горячую воду отключили… Но с шефом всегда было легко. Чем не начнешь его кормить, он всегда ел с удовольствием. Никогда не капризничал. Он все делал с удовольствием: и ел, и разговаривал, и общался, и оперировал всегда красиво. Ничего не делал просто так, нехотя.
Святослав Николаевич всегда мог рассказать что-то новенькое, интересное о том, что где-то увидел. А побывал он много где: и в Америке, и в Европе. И везде старался почерпнуть что-то новое, что могло бы пригодиться нам. Тогда только начали появляться радиотелефоны, но сотовых еще не было. И Федоров уже тогда четко представлял, что за компьютерными и информационными технологиями большое будущее, что без них развиваться в принципе будет невозможно.
Однажды, когда он приехал к нам в Калугу, я предложил ему попариться в бане. Он согласился с оговоркой: «Сань, давай только вдвоем пойдем». Может, стеснялся своей ноги. Я спрашиваю: «Как вас парить? По полной, чтоб кожа трещала?» Он отвечает: «Саш, давай!» Я-то сам парилку люблю, и тогда шефа попарил, а у нас бассейн еще тогда был, он и прыгнул в него. Обрадовался: «Как заново родился!» Потом поднялись на второй этаж, где был чай организован, пироги, пришли ребята, и мы болтали практически до утра легко, непринужденно, свободно. Золотые были времена!
Мне в жизни повезло, очень крупно повезло. Во-первых, повезло, что я работал у шефа в так называемое золотое время. Золотое время для МНТК – это время с 1986 (1987) до 1992 (1993) года, до известного кризиса. Пять-шесть лет всего золотых… Это мнение не только мое, но и всех МНТКовцев – всех наших старожил: организовался МНТК, было принято постановление Совета Министров, шефа наградили, ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Единственного из врачей наградили медалью Академии медицинских наук. Это было официальным признанием его заслуг в академической среде. Он долго стремился стать членом-корреспондентом, академиком. Его не пропускали… И когда, наконец, его признали и наградили золотой медалью имени Ломоносова – это было для него счастье. Он организовал банкет в Совинцентре, пригласил всю бригаду, замов, ведущих сотрудников, МНТКовцов. Вечер удался: приехала Алла Пугачева, пели цыгане. Шефу налили большой бокал шампанского, он бросил туда свою золотую медаль, ломоносовскую, и передал по кругу, и каждый из этого бокала пригубил глоток…
Золотое время было и для всей системы МНТК, потому что нам дали возможность притворить в жизнь идею нашего шефа. А идея заключалась в том, чтобы дать возможность работать технологично, дать свободу коллективу, хирургу.
Наша последняя встреча с Федоровым произошла в Тамбове. Как мы уговаривали его остаться! Помню, тогда Элеонора Валентиновна Егорова тоже говорила Святославу Николаевичу: «Ну останься». Он ответил: «Ребята, у Иришки – день рожденья, я должен сегодня улететь». Он и в Тамбов прилетел еле-еле, уже тогда в вертолете аккумулятор сел. Они не долетели до филиала, а сели где-то в пригороде Тамбова. Что-то там починили, что-то сделали… А шефу был уже билет куплен на поезд: он должен был ночью на нем уехать, уехал бы – и утром был бы в Москве…
Думаю, что на сегодняшний день здравоохранение много потеряло. Я не вижу руководителей такого масштаба, как Федоров. В офтальмологии есть великие ученые, но не получается, видимо, у них с системой организации. Да и нет такой яркой личности. Конечно, министерство было бы для него уже не той высотой. Он был на несколько порядков выше по своим возможностям. Думаю, Президент России – вот эта его должность!
Александр Терещенко, заслуженный врач РФ, директор Калужского филиала МНТК «Микрохирургия глаза» им. С.Н. Федорова
Страница источника: 132-139
OAI-PMH ID: oai:eyepress.ru:article24061
Просмотров: 11735
Каталог
Продукции
Организации
Офтальмологические клиники, производители и поставщики оборудования
Издания
Периодические издания
Партнеры
Проекта Российская Офтальмология Онлайн